«Забыла шаги и стала танцевать»: Синицына — о казусе с памятью, занятиях у станка, желании плакать и биомеханике прыжка

По ходу прошлого сезона приходилось задумываться, зачем идти на тренировку, когда вместо этого можно чему-то поучиться, попробовать себя в какой-то другой сфере. Об этом в интервью RT рассказала Ксения Синицына. По словам фигуристки, после провала на этапе Гран-при в Москве она целую неделю не приходила на каток. Экс-призёр чемпионата страны также рассказала, как ей удалось перевернуть эту неприятную страницу, объяснила, почему не стала вставлять тройной аксель в произвольную программу, вспомнила о казусе на «Мемориале Ирины Рабер» и поделилась мыслями о тренерской стезе.

Из всех участниц магнитогорского Гран-при России Ксения Синицына изначально стояла особняком. Прошедший сезон сложился для фигуристки в высшей степени неудачно. Вернуться на высокий уровень, когда тебе за 20, в нынешнем женском катании бывают способны немногие. Собственно, как раз с нервами тренер фигуристки Светлана Панова связала совершенно нетипичный для подопечной срыв одного из прыжков в короткой программе. Но после идеально исполненного произвольного проката стало очевидно: чемпионка юношеских Олимпийских игр в Лозанне вернулась.

— Два года назад вы заставили говорить о себе как об одной из наиболее ярких одиночниц страны. Выиграли этап Гран-при, стали четвёртой. И вдруг всё это куда-то ушло — словно вы перестали понимать, зачем вообще продолжаете выходить на лёд.

— Примерно так всё и происходило. Летом я вдруг поймала себя на ощущении, что тренировки перестали приносить мне удовлетворение, превратились в рутину. В работе постоянно возникали какие-то сложности, потом они стали наслаиваться друг на друга.

Сначала возникла проблема с коньками. Мы долго не могли определиться с моделью. Я пробовала кататься сначала на Prime, потом перешла на Risport Royal, но они на моих ногах так и не прижились.

Из-за этого перестали получаться прыжки. Начались падения, а это всегда очень неприятно. И из страха упасть я стала подворачивать ноги. В общем, тренировки превратились в непрерывную череду мучений. Когда работа приносит только боль и постоянно хочется плакать, ты невольно начинаешь по-другому относиться к тому, что делаешь.

Алёна Косторная решила родить ребёнка в 22 года, так как не была уверена, что это удастся сделать позднее. По словам фигуристки, её…

— Перестаёшь понимать, зачем всё это надо?

— Да. Появляются мысли: зачем идти на тренировку, когда вместо этого можно пойти чему-то поучиться, попробовать себя в какой-то другой сфере, тем более что мне уже 21 год и пора бы, наверное, начать думать не только о спорте. Тот период, конечно же, сильно отбросил меня назад. Да и форма была далеко не идеальная — очень плохая на самом деле. Я выходила на соревнования и думала лишь о том, докатаю программу до конца или нет. Естественно, на этой почве начали возникать конфликты с тренером. Всё это превратилось в такой клубок, что мне хотелось просто стереть весь прошедший сезон ластиком. Слишком много неприятностей было с ним связано.

— Но ведь что-то заставило вас изменить своё отношение к тренировкам?

— После провального этапа Гран-при в Москве я неделю вообще не приходила на каток. Не хотела, чтобы меня кто-то видел, донимал расспросами. Понимала, что это позор — так кататься, особенно в сравнении с предыдущим сезоном. Такие перепады очень сильно бьют по самооценке. Спустя какое-то время я ещё раз поменяла коньки, перешла на Edea и стала ходить на массовые катания — немножко раскатываться, чисто для себя. И как-то очень быстро снова начала прыгать, собрала все тройные.

— Как можно собрать тройные прыжки на массовом катании?

— У нас неподалёку от дома недавно открылся новый дворец, там очень хорошее массовое катание — мало людей. Соответственно, было очень комфортно. Сразу захотелось поскорее выйти на тренировки, чтобы тренеры увидели, что я уже спортсмен, а не просто присутствую на льду.

— Первое, что бросается в глаза, глядя на ваши результаты (в том числе и по ходу юниорской карьеры), — это количество четвёртых мест. Какое из них было наиболее обидным?

— Наверное, чемпионат мира среди юниоров в 2019-м, который проходил в Загребе. Саша Трусова его тогда выиграла, Аня Щербакова стала второй, а я поехала третьей фигуристкой вместо Алёны Косторной. Очень хорошо откаталась, сделала всё, что была должна. Но, поскольку на тот момент у меня не было вообще никакого рейтинга, оценки оказались совсем низкими. И на бронзу вывели американку. Просто не повезло.

— Наверное, можно сказать, что вам точно так же не повезло оказаться на льду одновременно со знаменитым трио «Хрустального» — Косторной, Трусовой и Щербаковой. Когда соревновались с этими фигуристками, не возникало ощущения, что есть они и есть все остальные?

— Для меня фигурное катание всегда было прежде всего возможностью показать людям какое-то собственное творчество, доставить удовольствие зрителям. При этом меня меньше всего волновало, что меня начнут с кем-то сравнивать. Понятно, что пять четверных, как это делала Трусова, я не прыгну никогда в жизни, но можно ведь придумать интересное вращение, запомниться интересными постановками, какими-то фишечками, сделать спираль ультракласса.

— То есть задача во что бы то ни стало зацепиться за пьедестал вообще никогда не становилась для вас самоцелью?

— Нет. Даже в этом сезоне, когда я заняла на чемпионате Москвы первое место и получила призовой сертификат, это был просто приятный бонус.

— А как воспринимаете не слишком удачные прокаты?

— Спокойнее, чем раньше. Соревнования — это ведь гораздо проще, чем изнуряющие тренировки. После той адской работы, которую мы выполняем каждый день ради того, чтобы элементы выглядели легко и непринуждённо, прокатать один раз короткую программу и один раз произвольную — это вообще ни о чём, сущая ерунда. Ты столько времени мучил себя, преодолевал какие-то страхи, сомнения. Ради чего? Чтобы потом ещё сидеть и расстраиваться, если случилась какая-то ошибка?

Конечно, бывают неудачи, которые воспринимаются болезненно. Но всё равно довольно быстро начинаешь понимать, что назад уже ничего не отмотать, мир не рухнул, родители не перестанут тебя любить, а тренеры — уважать, если знают, что ты проделал ради результата определённую работу. Ну да, обидно, когда не получается, но это точно не повод опускать руки.

Катать программу, в которой достаточно ярких акцентов и эмоций, естественно, тяжело, но со временем и её можно довести до ума. В этом…

— Фигуристы любят говорить, что катаются для зрителей и всегда чувствуют их поддержку. А доводилось чувствовать, что трибуны вас не принимают?

— Нет. Сейчас болельщики вообще подмечают каждую мелочь — какие-то изюминки, прыжки, вращения. И каждый раз это аплодисменты, поддержка. Я очень благодарна им за это.

— Вы исключаете для себя задачу когда-нибудь выполнить в программе квад или тройной аксель?

— В конце прошлого сезона я пробовала прыгать и аксель, и четверной тулуп. В аксель прямо хорошо так начала вкручиваться, выезжать, пусть даже не слишком стабильно и с недокрутами. Это очень сильно помогло мне с тройными прыжками. Я стала лучше попадать в отталкивание, лучше чувствовать вращение. Плюс даже недокрученные попытки акселя сильно мотивировали продолжать работу над ним. Я даже думала в этом сезоне вставить тройной аксель в произвольную программу. Очень хочется. Но, к сожалению, прыжок пока не готов.

— Технически для вас проще освоить триксель или квад?

— Сложно и то и другое. Просто четверной тулуп можно из любого положения прыгнуть, если хватает крутки, а вот в акселе малейшая ошибка на заходе может привести к тому, что из прыжка ты просто вывалишься. И никогда не угадаешь, каким будет приземление.

— В своё время вы катались под Шопена, Рахманинова, дважды — под Баха. Какая из классических программ лучше всего отражает ваш характер?

— Точно не классическая. Скорее назову прошлогоднюю произвольную — под Quizás, quizás, quizás. Я прямо жила в этой программе, растворялась в ней. Не только зрителям дарила энергию, но и сама себя подзаряжала.

— В том, что касается компоновки программ, для вас существует какой-то удобный порядок элементов?

— Сохранять одну и ту же расстановку из сезона в сезон мне кажется странным и неправильным. Даже спортсмену это приедается.

— Ну почему же? Всё помнишь, все заходы отработаны до автоматизма.

— Мне кажется, отрабатывать что-то новое всегда намного интереснее. Поработать с каким-то новым специалистом, услышать новую точку зрения, выйти из комфортной зоны, заставить иначе работать тело, голову.

— А забывать программу когда-нибудь случалось?

— Совсем недавно такое произошло — на «Мемориале Ирины Рабер» в Москве. За день до выступления мы с тренерами поменяли порядок шагов в дорожке, но, когда я начала катать программу в соревнованиях, на эмоциях просто об этом забыла. Тем более что ноги под конец программы прилично подсели и я стала думать только о том, что нужно докатать всё до конца. Вот в дорожке и началась каша. Плюс музыка быстрая. Сначала я пыталась вспоминать пропущенные шаги, соображать, куда можно их вставить, потом поняла, что запутываюсь ещё больше. И стала просто танцевать, импровизируя на ходу. Поняла, что хуже точно не будет.

— Знаменитая француженка Сурия Бонали в своё время запомнилась тем, что первой из девушек стала исполнять на льду сальто назад. Илья Малинин ввёл в обиход уникальную вертушку своего имени — Raspberry Twist. Анастасия Метёлкина начинает своё «Болеро», стоя на голове. Вам не приходило в голову придумать что-то подобное?

— Малинин, в моём понимании, абсолютный гений: мало того что совершенно классно совмещает элементы фигурного катания и акробатику, так ещё и постоянно изобретает что-то новое, чем можно поразить публику. Он не боится прыгать, не боится ошибаться, делает то, что ему нравится. И это очень сильно подкупает. Если говорить обо мне, я не сторонница трюков. Люблю актёрски преподносить программу, отыгрывать каждый жест, каждую мелочь. В этом плане для меня каждый раз становится большим удовольствием ставить программы с Верой Анатольевной Арутюнян. Она удивительная. Всегда находится рядом на льду, независимо от того, сколько времени занимает постановка, досконально отрабатывает каждую подпрыжечку, каждый взмах руки, каждый взгляд. Настолько заряжает собственной энергией, что ты невольно стараешься соответствовать, тянешься к этому уровню профессионализма, независимо от того, устал или не устал, есть настроение или нет.

Если задаться целью, то исполнить тройной аксель или четверной риттбергер можно и через неделю тренировок. Об этом в интервью RT…

— В своё время вы были одной из первых, кто вместе с тренером поехал к Рафаэлю Арутюняну в Калифорнию на летний сбор.

— Это было очень интересно. Я впервые увидела совершенно другой подход к тренировочному процессу.

— В чём именно он оказался другим?

— Там никто не заставляет тебя кататься. Не хочешь? Дверь вон там, никто на льду не держит. Всегда найдётся спортсмен, который хочет. Это реально помогает быстро перестроить сознание. Начинаешь думать уже не о том, чтосейчас тренер начнёт что-то от тебя требовать, а совершенно о других вещах: что ты хочешь показать зрителям, какие элементы сможешь выполнить на соревнованиях, что надо сделать, чтобы докатать программу без внешних усилий, за счёт чего можно произвести дополнительное впечатление на судей и так далее.

— Вера Анатольевна самозабвенно любит балет, и знаю, что вы тоже неравнодушны к этому виду искусства. С точки зрения сценического танца чего больше всего не хватает фигуристкам на льду?

— Наверное, лёгкости. Балет — это ведь очень изнурительная работа, фигурное катание мне кажется намного более простым занятием. Наш хореограф как-то рассказывала, как в своё время у неё проходили занятия у станка. Стоишь час во второй позиции, шея вытянута, плечи развёрнуты, шелохнуться нельзя. Стоит чуть ссутулиться, преподаватель подходит и иголочкой сзади — хоп! По спине кровь течёт, но ты не должен вообще никак на это реагировать, твоё дело — продолжать держать спину. А на сцену посмотришь — там и прыжки воздушные, и вообще всё легко и непринуждённо.

— Но вы же не можете не понимать, какая работа за всей этой лёгкостью стоит.

— Как раз это я очень хорошо понимаю.

— Вспомнила, кстати, чей-то рассказ, как Женя Медведева и Алина Загитова в кровь стирали ноги ботинками, когда готовились к Олимпиаде в Пхёнчхане…

— Не стану говорить за всех, но для меня это стрёмно. Никогда с таким не сталкивалась. Хотя за годы тренировок порой болело всё, что только можно.

— Почему при вашей любви к балету у вас никогда не было балетных программ?

— Хороший вопрос, надо будет подумать над этим. Мне, кстати, занятия хореографией приносят достаточно много удовольствия, да и самооценку это тоже как-то поднимает. Стоишь вся такая красивая, плечи расправлены, шея длинная, смотришь на себя в зеркало и думаешь: ещё бы на лёд всю эту красоту перенести…

— На каком этапе находится сейчас ваше тренерское образование?

— Учусь на четвёртом курсе в Российском университете спорта «ГЦОЛИФК».

— Бытует мнение, что, если спортсмен дорос до уровня мастера спорта, многие предметы он знает не хуже преподавателей института физкультуры.

— В плане фигурного катания это действительно в какой-то мере так, тем более что мне реально повезло с тренерами: они всегда подробно объясняли, зачем нужна та или иная тренировка. Когда к нам приезжает та же Вера Анатольевна, я стараюсь запоминать каждое её слово. Всё-таки человек столько лет работал с Нейтаном Ченом, с другими спортсменами, доводил их до Олимпиад, до медалей чемпионатов мира. Но анатомия, физиология, биомеханика — это уже совсем другое, это серьёзные науки. В прошлом году мне дали задание подготовить реферат по биомеханике прыжка. Я узнала очень много о том, как должен быть выстроен процесс, где находятся точки опоры, векторы приложения сил. Сразу начинаешь понимать, что хорошо выполненный прыжок — это не какая-то случайная удача, а очень тщательно продуманный механизм с чёткой последовательностью движений.

Ощущение, что можно выдохнуть, появилось только после того, как удалось начать ходить без опоры и помощи. Об этом в интервью RT заявил…

— Тренерская профессия — это уже решённый выбор?

— Честно? Не знаю. Это невероятно тяжёлый труд. Я же вижу, сколько времени тренеры проводят на льду, сколько усилий они вкладывают в работу со спортсменами, будь то взрослая группа или совсем малыши. Порой думаю: вот я жалуюсь на усталость, когда сделала два проката подряд или джаз потанцевала, а люди по факту вдвое больше работы выполняют и ничем не дают понять, что для них это тяжело. И что, я буду ныть и жалеть себя у них на глазах?

С другой стороны, я не очень представляю себе, как можно столько лет заниматься фигурным катанием, а потом взять и выйти из этой жизни в какую-то другую реальность. Ты уже с головой в этом процессе, хочется продолжать развиваться. Так что совершенно не исключаю, что в какой-то момент мне захочется кому-то поставить программу, кого-то научить прыгать.

— Но есть же перед глазами пример вашей ровесницы Алёны Ильиной, с которой вы когда-то катались на одном льду в группе Светланы Пановой, а сейчас у неё свой успешный бизнес, связанный с недвижимостью в Дубае. Вряд ли фигурное катание способно принести подобные деньги.

— Зависит от того, насколько успешно ты выступаешь. Деньги — это, конечно же, мотивация. Хочется заработать на свою квартиру, хочется, чтобы пригласили в шоу — обожаю там кататься. Так что тренерство по-любому пока отходит для меня на второй план.

— Но ведь спорт — это не только деньги.

— Конечно, нет. Я вот сказала вам, что катаюсь прежде всего для того, чтобы доставить удовольствие зрителям, но иногда прямо очень хочется выйти и показать не только красивое катание, но и результат. Показать, что не напрасно со мной столько лет возились тренеры и постановщики.