«У меня всегда есть чёткий план»: Гуменник — о постановке «Онегина», прыжках вслепую и костюме трансформера

Программа «Евгений Онегин» изначально ставилась под контент с пятью квадами, хотя в момент её создания задача исполнить в одном прокате такое количество квадов казалась нереальной, признался в эксклюзивном интервью RT Пётр Гуменник. По словам фигуриста, который сейчас готовится к Олимпийским играм в Милане, количество элементов ультра‑си в одной программе — всего лишь дело привычки. Чемпион России также подробно рассказал о сборах, проведённых в Калифорнии у Рафаэля Арутюняна, вспомнил об образе негодяя в программе «Дориан Грей» и объяснил, почему принял решение отказаться от всех новогодних шоу.

— Рассказывая в этом сезоне о своей короткой программе «Парфюмер», вы отметили, что приходится периодически приезжать к Даниилу Глейхенгаузу, который следит, чтобы из постановки не уходили хореография, какие-то жесты. Произвольная программа требует столь же тщательного отношения или в ней допустимы изменения?

— Небольшие поправки, безусловно, мы вносим. Николай Морошкин, с которым я работаю на тренировках, постоянно старается дополнить программу таким образом, чтобы та или иная часть сильнее заиграла, а у судей, соответственно, появилось больше оснований поставить высокую оценку за компоненты. Помимо него, со мной работает ещё один хореограф — Надежда Коханова. Она не из фигурного катания, много чего придумывает и предлагает, а Николай Юрьевич уже адаптирует движения таким образом, чтобы они хорошо смотрелись на льду.

— То, что «Евгения Онегина» вам ставил Илья Авербух, а доработкой занимаются совсем другие люди, не ломает первоначальный замысел постановщика?

— Я бы сказал, делает его ещё более интересным, вносит определённое разнообразие. У меня вообще часто получается, что ставят программы одни специалисты, а доработкой занимаются другие. С теми же Николаем Юрьевичем и Вероникой Анатольевной я каждый день нахожусь на льду, поэтому это логично. Мне вообще нравится, когда программа становится результатом работы самых разных людей. Тренер придирчиво и требовательно относится к любой мелочи, чтобы каждое движение выглядело законченным и доделанным.

При этом она внимательно следит за тем, чтобы хореографические связки не мешали элементам. Когда летом я был в Калифорнии у Рафаэля Владимировича, он немножко подправлял мне шаги в заходах на прыжки. Перед чемпионатом России, когда я снова летал в Америку, мы уже ничего не меняли. Арутюнян если что и корректировал, так только направление тех или иных векторов. Подсказывал, где нужно чуть больше усилий приложить, где чуть меньше, чтобы прыжки получались максимально качественными.

Чемпионат России завершился убедительной победой участника предстоящих Олимпийских игр — Петра Гуменника. Даже ограничившись четырьмя…

— Неужели никто из тех, кто ставил вам программы, никогда не говорил: «Я поставил одно, а ты катаешь совершенно другое»?

— Илья Авербух, с которым я работаю уже не первый сезон, относится к этому совершенно нормально. Иногда действительно может сказать, что какое-то движение, на его взгляд, не ложится в образ, тогда мы придумываем что-то другое. А вот с «Дорианом Греем» у нас были некоторые расхождения во взглядах. Даниил Маркович, который ставил ту программу, видел этот образ сдержанным, спокойным, завораживающим, особенно в первой половине программы. А мои хореографы, наоборот, хотели, чтобы на льду буквально с первой секунды начинала проявляться истинная суть характера героя.

— Чтобы зритель сразу понимал, насколько отвратителен на самом деле этот красавчик?

— Да, можно сказать и так.

— Рассуждая о вашей нынешней произвольной программе, Надежда Коханова сказала, что там хореографически продуманы каждый взгляд, каждая деталь образа. А для вас соревновательный прокат «Онегина» — это лирика или математика?

— На тренировках у нас всё отточено до автоматизма, отработан каждый поворот. Нет ни одного пустого проезда, не допускается никакой отсебятины. Поэтому в эмоциональном плане у меня остаётся достаточно большой простор для творчества. Можно позволить себе во время соревнований поработать на зрителя, попытаться поймать эту обратную связь, поиграть с залом.

— «Онегин» ведь изначально ставился совсем под другие прыжки. Когда в прокат вносятся чисто технические изменения, это не усложняет задачу попадать в музыку, в первоначально расставленные акценты?

— На самом деле мы сразу задумывали эту программу под контент с пятью четверными прыжками. Тогда, правда, такой вариант был маловероятен и, я бы сказал, не слишком выполним. Но мы решили, что ставить всё равно нужно именно под пять. В этом случае проще менять прыжки, если возникает такая необходимость. Например, четверной риттбергер я менял на тройной аксель, и это было гораздо проще сделать, чем поменять заход на тройной аксель на тот, что требуется для риттбергера. Поэтому изначально мы и решили выбрать максимально сложный вариант из всех возможных. Просто потом на некоторых соревнованиях я облегчал программу.

— В ноябрьском интервью Максиму Транькову вы сказали: «Перед Олимпиадой у меня два этапа Гран-при и чемпионат России. Это полноценные соревнования, в которых важно победить». Тем не менее первый этап начался для вас с падений в обеих программах и завершился лишь третьим местом. Понимали, почему это случилось? И насколько сильным было разочарование?

— Разочарован я не был, хотя подобного не ожидал, скажу честно. У меня болела спина за две недели до выступления, потом мне показалось, что боль прошла, и мы успеваем нормально подготовиться.

Но соревнования показали, что в любой момент что-то может пойти не так, как планировалось, и нужно иметь несколько больший запас прочности, чтобы выходить из сложных ситуаций без потерь. Перед этапом в Москве я не успел этот запас прочности наработать, но сразу пообещал тренеру (Веронике Дайнеко), что через неделю всё будет гораздо лучше. В Омске так и получилось — всё встало на места.

— В координационных видах спорта есть такая закономерность: когда впервые делаешь очень сложный элемент, практически ничего не видишь во время исполнения: глаза не успевают за скоростью вращения. Иногда требуется более сотни повторений, чтобы начать визуально ориентироваться в пространстве, замечать то, что происходит вокруг. Как с этим обстоит дело на льду, когда прыгаешь четверные?

— Когда только начинаешь исполнять квады, их бывает почти невозможно совместить с какой бы то ни было хореографией. Да и смотреть по сторонам не очень получается — не до этого.

— А потом вдруг понимаешь, что видишь трибуны?

— Именно так. Это ещё на тренировках начинает происходить. Появляется ощущение, что прыжок перестаёт отнимать все силы, что ты реально можешь куда-то посмотреть на выезде, можешь в большей степени концентрироваться на других вещах, на тех же вращениях.

— Получается, что успешная пятиквадка в программе — это всего лишь вопрос привычки?

— Да. Точно так же я привыкал к трём четверным, к четырём. Каждый новый прыжок — как переход на новую стадию. Если сейчас я начну катать произвольную с четырьмя квадами, она станет восприниматься как макет. Хотя пару лет назад я искренне считал такой контент чем-то запредельным.

— Рассказывая о своей работе у Арутюняна, вы отмечали, что узнали много нового. Что именно имели в виду?

— Прежде всего это касалось техники прыжков. Мы много занимались техникой даже в декабре, хотя я был в Калифорнии всего две недели. Не всё пока удалось интегрировать в тренировочный процесс, но над этим мы сейчас очень много работаем с Вероникой Анатольевной.

Пётр Гуменник выиграл отборочный турнир в Пекине и квалифицировался на Олимпийские игры в Милане. Российский фигурист по сумме двух…

— После чемпионата России я слышала мнение, что ваши стабильность и абсолютное спокойствие на соревнованиях связаны с тем, что у вас слишком много разных интересов. Вы образованны, широко эрудированны, много читаете, учитесь в серьёзном техническом вузе, увлекаетесь музыкой, во всех путешествиях постоянно стремитесь увидеть что-то новое — и всё это делает спортивный результат не самым главным, что ли. Такое объяснение имеет право на существование?

— Спасибо за такую оценку. Я действительно стараюсь развиваться во всех направлениях. Везде быть экспертом невозможно, но я пытаюсь сделать жизнь максимально насыщенной и многогранной. Отчасти это действительно помогает мне быть более спокойным. Всегда знаю: даже если у меня что-то не получится на соревнованиях, это никак не повлияет на мою дальнейшую жизнь, не станет определяющим. К тому же есть запасные пути. Понятно, что я переживаю за результат, но ровно в той степени, которая позволяет максимально сконцентрироваться.

Есть и другие вещи, которые этому способствуют: правильная подготовка, достаточно большой опыт выступлений. Плюс близость Олимпийских игр. Когда готовишься к такому старту, внутреннее восприятие тоже меняется. И на чемпионате России меня успокаивала мысль, что это лишь этап на пути к Играм.

— Знаю, что многие фигуристы считают предельным по нервному напряжению чемпионат России.

— Что же тогда говорить об Играх? Что там всё совсем запредельно? Я предпочитаю заранее себя не накручивать в этом отношении. Пока что я просто готовлюсь к «очередным соревнованиям» — это мне посоветовала Тамара Николаевна (Москвина).

— По вашим соцсетям складывалось впечатление, что на декабрьском сборе в Калифорнии вы только и делали, что катались по окрестностям и фотографировались на фоне всяческих красот. Наверное, и в океане купались?

— Купался. Было холодновато, но очень захотелось. Тем более что это была первая в жизни возможность покупаться не в летний сезон, что мне показалось интересным.

— На тренировки время оставалось?

— Более чем. Я проводил на льду и в зале даже больше времени, чем обычно это бывает в Питере.

Просто дома мне приходится совмещать тренировки с учёбой, а в Америке из-за разницы во времени учиться возможности не было: все университетские пары приходились на ночное время. С другой стороны, я и сам хотел немного разгрузить голову от занятий. Отдых для физической формы тоже полезен.

— Удалённо вы сейчас продолжаете общаться с Рафаэлем Владимировичем?

— Да, как раз перед интервью с вами мы разбирали по видеосвязи одну из тренировок.

— Большинство ваших коллег сейчас активнейшим образом задействованы в новогодних спектаклях. А вы, получается, мимо всех ёлок на этот раз?

— Да.

— Психологически это, наверное, как летом тренироваться в Сочи: все идут на пляж, а ты — на тренировку.

— Примерно так и есть. Но вот так мы в этом году с тренером решили, чтобы свести к минимуму вероятность перегрузиться или травмироваться. Хотя в прошлом году я на ёлках катался достаточно много: выступал в шоу Елены Бережной и даже благодаря этому набрал неплохую форму. Ну ничего, в этом году наберу форму соревнованиями: выступлю в январе ещё на одном турнире.

Исполнение произвольной программы в финале Гран-при России по фигурному катанию не было идеальным. Об этом в интервью RT заявил…

— В показательных выступлениях на чемпионате России вы уже не в первый раз катали образ трансформера Оптимуса Прайма в довольно массивных доспехах. Откуда взялась идея?

— Хотелось сделать что-то оригинальное к турниру шоу-программ, и мы отнеслись к задаче предельно серьёзно, начиная как раз с костюма. Его сшила известный в фигурном катании кутюрье Светлана Гачинская, с которой я давно сотрудничаю. Мне не хотелось, чтобы костюм выглядел игрушечным, поэтому мы постарались сделать всё возможное, чтобы сделать его максимально объёмным, ярким и, я бы сказал, увесистым.

— Всё это хорошо, если не нужно прыгать.

— Это правда. Когда я в этом костюме захожу на тройной флип, приходится прилагать фактически аналогичные усилия, как при исполнении четверного прыжка. Иначе тройной просто не скрутить.

— Чисто математический вопрос: вы предварительно рассчитываете, как можно перестроить программу, если вдруг что-то пойдёт не так с прыжками?

— Да, конечно. У меня всегда есть чёткий план, прежде всего в том, что касается каскадов. Я всегда досконально всё продумываю заранее, чтобы в самом прокате, особенно под конец, когда сознание уже немного спутанное, не ошибиться. Но это, разумеется, в случае какого-то единичного сбоя. Если во всех трёх каскадах навалял, там считай не считай — уже ничего не поможет.

— Когда на чемпионате России вы прыгнули в произвольной программе двойной сальхов вместо четверного, я даже успела подумать, что наиболее простой из квадов почему-то стал у вас наименее уверенным. И сразу вспомнилась Анастасия Мишина, сделавшая в финале ошибку на элементе, который не срывала вообще никогда. Получается, подвела чрезмерная уверенность?

— Скорее отсутствие достаточной концентрации. Мы и в самом деле уделяли во время тренировок больше внимания лутцу, флипу и риттбергеру. Даже в самом прокате я был сосредоточен прежде всего на этих трёх прыжках. А вот когда их сделал, не то чтобы расслабился, но выдохнул. И заходил на сальхов не полностью собранным. Что ж, будет теперь и такой опыт.

— Последние четыре года вы катались только внутри страны в окружении одних и тех же соперников. Когда на одном льду появляются новые люди, с которыми вы никогда ранее не пересекались, как это было на олимпийской квалификации в Пекине, ощущения сильно меняются?

— Новые люди вокруг — это всегда интересно. На соревнованиях я не самый общительный человек, как и в обычной жизни, но люблю новые знакомства, новые впечатления. Если оказываюсь в совсем уж незнакомой компании, становится немного не по себе. Но достаточно бывает одного знакомого лица, чтобы сразу успокоиться.

— Радует, что рядом с вами на Играх будет как минимум один близкий человек — тренер.

— Да, с Вероникой Анатольевной я буду чувствовать себя уверенно. Надеюсь, с Ильёй Малининым в Милан приедет и Рафаэль Владимирович. В таком случае это будет уже двойная поддержка.